Sunday, November 12, 2017

FORCED DECISION


Halloween Story 
     I sat down at the table. Boris entered, smiled broadly at me and sat opposite. It was the first time I ever saw him smiling.
  "I'm so glad you came," he said, and continued, "I want to tell you a very important story of my life that I have never told anyone.  Now I'm thinking about that event all the time.”
 “It was 2 years ago. I was still in the second year of the veterinary department, you know. I often worked in a vivarium and I loved all those little animals.
   For several years, I was interested in fine arts. In my childhood, I drew with a pencil. That's all. Even though I did not know how to paint, I decided to paint a picture. I bought a huge canvas, pulled it on the frame and bought oil paints. I also bought a book about how to paint with oils.  I learned to combine colors and began to paint. There is the only picture I made in my life, and it took almost two years.

   On the summer vacation, I went to the art museum. In the museum, I saw a beautiful girl, a brunette with large black Owl eyes, perhaps a student or a schoolgirl. She was of medium height, wearing a bright colorful skirt and white blouse. She was delicate, and the wide belt of the skirt emphasized her slimness. It seemed to me that she did not weigh anything, just a feather. I spoke to her. She was an encyclopedia of painting. She knew artists, manners of painting, artistic movements.  She could say something about almost every picture.
   I began to question her. She had just graduated from the Pedagogical Institute and was assigned to a small southern town to teach mathematics at school. She went there to find an apartment. Now she was returning home. She had several hours between the trains, and she decided to visit the museum.
   I realized that this is an ideal case. I told her about my painting and asked her to come with me, see the picture and give her opinion: "I live nearby. You'll look at 
the picture, then I'll take you to the bus stop, and you'll have an hour before the train leaves.” She agreed.
    I lived in a 
studio apartment. The picture hung on the wall opposite to the entrance where everyone who came in immediately saw it. At the top of the picture was a very beautiful carved door leading to the house. There were 5 brick steps leading to the door. Each of the steps was bent upward as if it was a wave. And these five waves went down to the road covered with brick. On the sides of the road grew flowers.  Instead of using a light brown brick color, I painted the steps and the road a dark red blood color. These were bloody waves, merging into the river below.
   My companion, seeing the picture, opened her eyes wide, and I saw that the picture made a strong impression on her. She stood without moving, staring at the picture.
    I went to the bathroom, but could not find the chloroform. I did not know what to do. Then I opened the 
storeroom, took the hammer, and went to her. She turned to me and smiled. Instead of hitting her, I handed her the hammer and said: "Hold on, it's to defend yourself from me."
    She smiled again and took the hammer. I was shocked. I changed my mind in an instant. It was so fast I did not even have time to think.
"Well, shall we go, then?" I asked the girl.
   At the exit, the girl gave me the hammer, and I put it at the door. When we reached the bus stop, we said goodbye.
   It happened to me before to act so fast I didn’t have time to think. Once I was driving a car and saw an old woman on the crossing. She walked slowly, but she had time to reach the other side.  I did not slow down. But the woman changed her mind and went back. At the very moment I drove up, she was just in the middle of the crossing strip on my side. I did not have time to slow down. I would have killed
her. It would have meant prison for many years.  In an instant, my car flew to the sidewalk.  It happened automatically before I had time to think. No one was on the sidewalk at this time. I leveled the car, drove down the sidewalk and went on not even looking at the woman. I was glad that I did not kill her, and will not be jailed.
   That is the story! "
  The guard said the time was up. 
"I want to live! My father is to blame!"- cried out, Boris.
We got up, and I left. Then I realized I had not asked him the questions for which I came. I wanted to ask how he chose the girls, and whether I was on his list.
     Boris was a serial killer. For the past three years, several students have disappeared. They simply
 vanished and no one knew anything about them.
   The city lived in a black mist of fear and suspicion. The guys joked, they called and with changed terrible voices would say something like: 
   "Hello, I'm a murderer. I saw you yesterday; you're so attractive. I just dream of meeting you.” And then there were proposals for the meeting place - in the library, in the park, near the cinema.
    The girls, meeting in the morning at the lectures, said to each other:
   "You know, the killer called me."
  “- And me, too, and me too,” - said other students.
Then some guys confessed that they called, in jest.
  “Wow, that's a joke!  Stupid!”
   I also received such calls and all the time I lived in horror; in terror. I thought I was crazy. I was afraid of my shadow.
  After some time, the police figured out who was the killer. He came to almost all student parties. He behaved with restraint and dryness, did not talk to anyone, did not take care of any of the girls. The militiamen wrote down all those whom the disappeared girls knew, and Boris was on all the lists. He was followed and caught when he was ready to commit a crime.
  He usually waited at the library, when some familiar girl would come out. He invited her to the cinema. On the way, he discovered that he did not have any money with him. He said that he lives near here, and will be happy to go home to get money. The girls used to say that they would pay and he would give them money later. But he never agreed. When they visited his apartment, he went to the bathroom, took a swab with chloroform and pressed it to the girl's face. When she no longer moved, he raped and killed her. His father helped him get rid of the body. Boris and his father were tried and both sentenced to death.
  As the investigation later established, Boris's father in his youth was also a serial killer. He killed four girls in our city. At the scene of the crime, he left fingerprints but was not found, because he had not previously been arrested and the police did not have his prints. Then he went to a small town, got married and had three sons. Boris was the oldest. Father severely beat his wife, and she divorced him. He returned to our city, got a job in a meat-packing plant and took Boris to his place.
 Boris had a mental problem. He never had friends at school or at the university. He was always alone.
  I often saw Boris at the parties, but never spoke to him. I could have been one of the disappeared girls. This idea haunted me day and night. I asked one of my friends, whose father held a high position in the police, that I  be allowed a meeting with the convict. After some hesitation, her father agreed to permit me a short visit. I wanted to ask Boris those two questions I just mentioned.
   Telling the story of the girl from the museum, Boris wanted to tell me that somewhere deep in his soul he was a good person. He did not kill the girl because of an unconscious impulse, although, as he said before, she was an ideal victim. She was not from our city and search for her would be at a distance of hundreds of miles from her home to a new job. The probability of finding her was practically zero.
       Was there really something good in the depths of his soul? Hard to say. Maniacs usually kill once every few weeks or months. Between murders, they accumulate evil energy for the next crime. Perhaps, then, in the museum, Boris was not yet ready to kill.
  When he was leaving, he said that his father was to blame for everything. Of course, the father was to blame. He helped his son get rid of corpses. The father could give the son a criminal gene if it exists. But the criminal gene was not inherited by Boris’ two younger brothers. After the execution of Boris and his father, the brothers changed their surname and went to other cities. They lived a normal life, worked and had families.
    And Boris said that he wanted to live; he really wanted to live. But those girls whom he killed also wanted to live.
    And I wanted to live. When I heard that all the missing students were blondes, I was seized up with a sharp alarm. I had rich, light, long hair to my waist. I was very proud of my hair and often changed my style - laying a braid around my head, or collecting hair on the back of my neck in a big heavy knot, or plaiting braids. And it turned out that my pride contained a great danger. After consulting with my parents, I dyed my hair dark. I felt humiliated, as if I betrayed myself.
    After the meeting with Boris, I went to the hairdresser's and asked to cut off my dyed hair and shave my head. Later I realized that in life there are times when under the pressure of circumstances, people are forced to change against their will not only color but also work, home, friends, and sometimes even thoughts and beliefs.



Прогресc


Чарли Чаплин - Работа на конвейере

Mercedes A-Class Production line

В первом фильме вы не слышите шумa, потому что фильм немой.
Музыка была добавлена позже.


Thursday, November 9, 2017

Сексуальные домогательствa


   Я живу в Америке почти 30 лет  и вижу как она изменяется, как растет уважение к человеческой личности и ee свободе выбора.
   Я хочу сказать свое мнение по поводу сексуальных домогательств, которые сейчас обсуждаются в Америке и о котором много говорят на Российском телевидении.
    Мир меняется. То, что было правильно 30-50 лет назад, сейчас может казаться ошибочным.
    Приведу два примера. В начале шестидесятых в Америке была полная рассиальная сегрегация. Школы и университеты были для чёрных и  для белых, в автобусах были места для черных и для белых, даже туалеты были сегрегированы. Но пришёл Кеннеди и возглавил движение прогрессивных сил против сегрегации. Сейчас у нас был президент негр - Обама; самая влиятельная персона  СМИ - негритянка Опра;  много известных артистов, ученых, техников,  профессоров в университетах - негры, что нельзя было себе представить 50-60 лет назад.
   Даника Роем, открыто трансгендерный человек, была избрана в законодательный орган штата Виргиния в этом году. Это не произошло бы 10-20 лет назад.
    Тоже самое сейчас происходит с сексуальными домогательствами. 50-60 лет назад было принято в Голливуде и во всем мире, что актрисы должны были спать с режиссерами, продюсерами и так далее, чтобы получить роль. Это было принято и никем не осуждалось. Большинство делалo так. Приведу пример, о котором я читала. Похоже, что это правда, но у меня, конечно, нет доказательств. Когда искали актрису на роль Колдуньи, Марине Влади было 16 лет. Мама Марины посоветовала ей  переспать с режиссером. Она это сделала и получила роль, которая принесла ей славу. Тогда многие актрисы делали так.
    Но прошло время, мир изменился, и теперь это, если и делается, то не так открыто, как раньше.
    Несколько режиссеров актеров и политиков были обвиненны  в сексуальных домогательствах. Я  слышала об одном продюсере и актере Кевине Спейси. Но в Америке - сотни тысяч  деятелей искусства, создающих  телевизионные и театральные постановки и фильмы.  И только двое были обвинены. Почему эти двое? Я думаю потому, что каждый в Голливуде знал, что эти люди занимаются сексуальными домогательствами и что доказать это будет легко. Оба могли тут же подать в суд на обвинителей за клевету, но ни один из них этого не сделал. Отсюда можно сделать соответствующий вывод.

    После этого случая многие из высокопоставленных сексуальных хищников подумают дважды перед тем, как делать такие предложения.

Английское слово harassment было переведено на русский  (домогательствo) нeсколько не точно. 

Определение словa harassment
существительноe
aggressive pressure or intimidation 
агрессивное давление или запугивание
they face daily harassment by the police 
они подвергаются ежедневному преследованию со стороны полиции

synonyms: persecution, intimidation, pressure, force, coercion 
синонимы: преследование, запугивание, давление, сила, принуждение

Читайте также
Hollywood Panics as Post-Harvey Housecleaning Continues
https://www.thewrap.com/hollywood-panic-housecleaning-post-harvey-weinstein-louis-ck-spacey/
Отрывок
"...Почему сейчас? ...
Я скажу тебе почему...
Потому что в течение слишком многих десятилетий наблюдается холодное расхождение между общепризнанными ценностями гендерного равенства и этим грязным поведением в отношении женщин. Слишком долго женщины боялись выходить вперед, потому что чувствовали, что им не повезет. Некоторые из них полагали, что они могут взять деньги и заткнуться, так как это было лучшее, на что они могли надеяться."

В России:
даже домашнее насилие не считается преступлением 

Бьет — значит бьет

https://www.youtube.com/watch?v=yurNKITL-6c
Это совсем другой уровень в отношениях мужчин и женщин по сравнению с западными странами.

 © 2017 Галина Попович
     Все права защищены

Friday, October 20, 2017

Вынужденнoе решениe

Halloween Story 
  “Я хочу тебе рассказать очень важную историю моей жизни. Я никому ее не рассказывал и теперь я всё время думаю о ней.
   Это было 2 года назад. Я тогда ещё был на втором курсе ветеринарного факультета, ты знаешь. Я часто работал в виварии.  Я любил всех этих зверушек. 
    В один прекрасный день я решил написать картину. Я купил огромное полотно, натянул его на раму и купил масляные краски. Я так же купил книжку, обучающую рисовать масляными красками, научился разводить краски, комбинировать цвета и начал писать свою картину. Это одна единственная картина, которую я написал в своей жизни, и на которую ушло почти 2 года.   
    Летом на каникулах я пошел в художественный музей. В музее я увидел девушку, не то студентку, не то школьницу. Она была красавица, брюнеткa с большими черными глазами, среднего роста, в широкой яркой цветастой юбке и белой кофточке. Она была тонюсенькой, и широкий пояс юбки это подчеркивал. Мне показалось, что она ничего не весит, просто пушинка. Я заговорил с ней. Она была энциклопедией живописи. Знала художников, эпохи, манеры письма, могла что-то сказать почти о каждой картине.
    Я начал ее расспрашивать. Она только что закончила педагогический институт и была распределена в маленький южный городок преподавать математику в школе. Она ездила туда, чтобы найти себе квартиру и спокойно переехать перед началом занятий. Теперь она возвращалась домой. У неё было несколько часов между поездами, и она решила посетить музей.
   Я понял, что это идеальный случай. Я рассказал ей про свою картину и попросил её пойти со мной, посмотреть картину и сказать свое мнение:
   - Я живу здесь неподалеку. Ты посмотришь картину, потом я тебя отведу до автобусной остановки и у тебя будет еще почти час до отхода поезда.
     Она согласилась.
  Я жил в однушке. Картина висела на противоположной от входа стене.  Каждый, кто входил, сразу видел картину. В верхней части картины я нарисовал красивую резную входную дверь, ведущую в дом. К двери вела лестница в 5 ступеней. Лестница была кирпичной. Каждая ступенька загибались вверх как будто это была волна. И вот эти пять волн шли вниз к дороге покрытой кирпичом. По бокам дороги росли цветы. Я не использовал светло-коричневый кирпичный цвет. Я нарисовал ступени и дорогу темно красным цветом крови. Это были кровавые волны, сливающиеся внизу в реку.
   Моя спутница, увидев картину, широко открыла глаза, и я увидел, что картина произвела на неё сильное впечатление. Oна стояла не двигаясь, уставившись на картину.
    Я пошёл в ванную принести хлороформ. Хлороформа не оказалось. Я не знал, что делать. Потом я открыл кладовку, взял молоток и пошёл к ней. Она повернулась ко мне и улыбнулась. И вот вместо того, чтобы ударить ее, я протянул ей молоток и сказал:
    - Держи, это чтобы защищаться от меня.
    Она опять улыбнулась и взяла молоток.
   Я был потрясён. Я изменил свое намерение за одно мгновение. Я даже не успел подумать - так это было быстро.
-      -  Ну пойдём, что ли? – сказал я девушке.
   На выходе девушка отдала мне молоток. Я положил его у двери. Мы дошли до автобусной остановки и распрощались.
   Со мной уже было так один раз, когда я действовал быстрее, чем мог думать.  Я ехал на машине и увидел на переходе бабушку. Она шла медленно, но у неё было время дойти до встречной полосы. Поэтому я не снизил скорость. Но бабушка передумала и пошла назад, так что в тот момент, когда я подъезжал, она была как раз в середине переходной полосы на моей стороне. У меня не было времени затормозить. Я бы ее убил.  Это была бы тюрьма на много лет. У меня сработал какой-то механизм, и в одно мгновение моя машина взлетела на тротуар. Тогда у меня тоже не было времени думать, это произошло как-то автоматически. На тротуаре в это время никого не было. Я выровнял машину, спустился с тротуара и поехал дальше, даже не посмотрел на бабушку. Я был рад, что не убил ее, и меня не ждет тюрьма.
   Вот такая история! “
  Охранник, всё время стоявший в углу комнаты, сказал, что время кончилось. Мы встали. Он, уходя и поворачиваясь ко мне, быстро и громко говорил: “Я не хочу умирать, я не хочу умирать! Мой отец виноват во всём.”
   Когда я вышла, я поняла, что не задала ему те вопросы, для которых я пришла. Я хотела спросить, как он выбирал девушек, и была ли я в его списке.
  Борис был серийным убийцей. Уже года три у нас исчезали студентки из разных институтов нашего города.  Просто пропадали, и никто о них ничего не знал.   
   Город жил в черном тумане страха и подозрений. Парни шутили, они звонили и изменившимся страшным голосом говорили что-то вроде:
- Здравствуй, я убийца, я вчера видел тебя, ты такая привлекательная. Я просто мечтаю встретиться с тобой. И тут шли предложения для места встречи - в библиотеке, в парке, у кинотеатра. Студентки, встречаясь утром на лекциях, говорили друг другу:
- Ты знаешь, мне звонил убийца.
 - И мне тоже, и мне тоже, - говорили другие студентки.
Потом некоторые парни сознавались, что это звонили они, в шутку.
  Ничего себе шутки!
  Я тоже получала такие звонки и всё время жила в страхе, в ужасе.  Я думала, что я свихнулась. Я боялась своей тени. Газеты, для которых основной и единственной задачей была пропаганда, ничего об этих убийствах не писали. Поэтому в городе ходили слухи, самые разные страшные слухи. И как потом выяснилось, часто слухи были гораздо страшнее действительности.
  Через некоторое время милиция вычислила, кто был убийцей. Он приходил почти на все студенческие вечеринки и тусовки. Вел себя сдержанно и сухо, ни с кем не разговаривал, ни за кем из девушек не ухаживал. Милиционеры записали всех, кого знали исчезнувшие девушки, и Борис оказался во всех списках.  За ним следили, и поймали его тогда, когда он уже был готов совершить преступление.
  Обычно он ждал у факультета, когда выйдет какая-нибудь знакомая девушка. Он приглашал ее в кино. По дороге он обнаруживал, что у него нет с собой денег. Он говорил, что живет тут недалеко, и будет рад зайти домой взять денег.  Девушки обычно говорили, что они сами заплатят и он отдаст им деньги позже. Но он никогда не соглашался. Когда они заходили в его квартиру, он шел в ванную, брал там тампон с хлороформом и прижимал его к лицу девушки. Когда она уже не двигалась, он насиловал ee и убивал. Его отец помогал ему избавиться от трупа. Бориси eго отца судили и приговорили обоих к смертной казни.  
  Как позже установило следствие, отец Бориса в молодости тоже был серийным убийцeй. Он убил черырех девушек в нашем городе. На месте преступления он оставлял отпечатки пальцев, но его не нашли, так как раньше он не был арестован и у милиции не было его отпечатков.   Потом он уехал в маленький город и там женился. У него родилось три сына. Борис был самым старшим. Отец страшно бил свою жену, и она развелась с ним. Он вернулся в наш город. устроился на работу в мясокомбинат и взял к себе Бориса.
 У Бориса была психическая проблема. Ни в школе, ни в университете у него никогда не было подруги или друга. Он всегда был один.
  Я часто видела Борисна тусовках. Я с ним никогда не разговаривала. Среди исчезнувших девушек могла быть и я. Эта идея преследовала меня днём и ночью.
   Я попросила одну из моих подруг, у которой отец занимал высокое положение в милиции, чтобы мне разрешили свидание с осуждённым. После некоторых колебаний ee отец дал согласие на коротенькое свидание.  Я хотела задать Борису те два вопроса, о которых я уже говорила.
   Рассказывая историю о девушке из музея, Борис хотел сказать мне, что где-то в глубине души он был хорошим человеком. Oн не убил девушку из-за глубокого неосознанного порыва, хотя, как он сказал раньше, она была идеальной жертвой. Она не была из нашего города и ее должны были искать на расстоянии сотен километров от ее родного дома до нового места работы. Вероятность найти ее было практически равна нулю.
 Былo ли в глубине его души действительно что-то доброе? Трудно сказать. Маньяки обычно убивают один раз в несколько недель или месяцев. Между убийствами они накапливают энергию для следующего злодеяния. Может быть, тогда в музее Борис ещё не был готов убить.
    Уходя он говорил, что во всём виноват его отец.  Конечно, отец был виноват. Он помогал сыну избавиться от трупов. Отец мог передать сыну криминальный ген, если такой существует. Но криминальный ген не получили два младших брата Бориса. После казни Бориса и его отца, братья поменяли фамилию и уехали в другие города. Они жили нормальной жизнью, работали и у них были семьи.
    А еще он говорил, что хочет жить, очень хочешь жить.  Но жить хотели и те девушки, которых он убил.
    И я хотела жить.  Когда я услышала, что все исчезнувшие студентки были блондинками, меня охватилa острая тревога. У меня были богатые, светлые, длинные до пояса волосы. Я очень гордилась своей шевелюрой и часто меняла причёски - укладывала косу вокруг головы, или собирала волосы на затылке в большой тяжелый узел, или заплетала косички. И вот оказалось, что мoи гордость и богатство содержит в себе большую опасность. Посоветовавшись с родителями, я перекрасила волосы в черный цвет. Я чувствовала себя униженной, как будто я предала самqe себя.
    На следующий после свидания с Борисом день я пошла в парикмахерскую и попросила побрить мою голову наголо. Позже я поняла, что в жизни бывают случаи, когда под напором обстоятельств, особенно если это касается жизни,  люди, к сожалению, вынуждены менять, против своей воли не только цвет, но и работу, дом, друзей, а иногда даже мысли и верования.
 

Sunday, September 24, 2017

Клопы

Потерянное поколение
Рассказ моего сокурсника

Мы не сеем и не пашем, 
мы валяем дурака, 
 с колокольни шапкой машем, 
 разгоняем облакa
Студенческая песня  

    Я хочу рассказать какую большую роль сыграли клопы в моей жизни. Клопы вызывают у меня ностальгические воспоминания о прекрасных студенческих днях, но не только.    
    Я был первый парень на деревне, то есть не на деревне, а в нашей группе, и скорее всего на всём нашем курсе, a может быть даже на всем нашем факультете. Я был раскрасавец - высокий спортивный шатен с голубыми глазами, пятерочник - только пятерки, ничего другого у меня никогда не было.  Так что я был в нашей группе, где тоже было несколько парней пятерочников, но не такие красивые, самый что ни на есть первый парень. Девчонки ко мне липли, но я как-то ещё не был готов к очень близким отношениям и просто ухаживал за всеми нашими красавицами.  В нашей группе было несколько красивых девушек, таких красивых, что они могли бы быть актрисами, но они пошли на такой серьезный и трудный факультет.
Теперь, когда я смотрю назад, я вижу, что наше студенческое время было самым оптимистичным, интересным и свободным за все времена Совка. Была Хрущевская оттепель. Мы запустили спутник, на нашем факультете были построены реактор и циклотрон. Можно было погружаться в глубину мира и исследовать элементарные частицы или лететь вверх и узнавать тайны космоса. Физика стала магнитом для романтиков. Даже лирики ринулись в физику.  Мы думали, что Россия станет могучей научной страной, перегонит Америку.  
Я видел себя великим исследователем, открывателем новых научных истин. Правда я еще не знал точно в какой области, но это не мешало мне представлять, как в будущем я буду ездить по разным университетам мира и читать лекции о наших открытиях.  Может даже я прочту когда-нибудь Нобелевскую лекцию, на которую я приглашу всю нашу группу.
На факультете открыли дискуссионный клуб. Там обсуждали самые разные темы, критиковали. Однажды в клуб пришел ректор университета. Студенты нашли его речь недостаточно революционной и на руках вынесли его из-зала. Ректор закрыл клуб.
Научные работники начали ездить в социалистические страны. Один мой знакомый съездил в Варшаву. Вернулся в полнейшем восторге. Начал говорить с польским акцентом и все время восклицал “Езус Мария!”
Рассказывали множество политических анекдотов. В былые времена за подобные анекдоты давали 10 лет лагерей, как минимум, а обычно больше.
Мы видели себя в будущем свободными, счастливыми и преуспевающими.
Но была еще и реальная жизнь. После второго курса нас послали на картошку.
В большой деревне нас разбросали по разным домам. Меня поселили в одной комнате с еще тремя парнями из нашей группы. Мы все ходили завтракать, обедать и ужинать в большую столовую, которую организовали для нас всех. После завтрака нас на грузовиках отвозили в поле.
В первую же ночь мы все вскочили от нестерпимого зуда и с отвращением увидели, что полчища клопов ползали по нам.  Парни предложили пойти играть в футбол. Ночь была очень светлой.  Это было незабываемо играть на мокрой траве ночью. Устав от футбола, мы перебрались на колхозный сеновал.
  Там мы нашли несколько девчонок, которые сбежали на сеновал тоже из-за клопов. После игры в футбол, я был возбужден и не мог уснуть. Потом я увидел, что одна из девчонок всё время вертится, сжимается в клубочек. Ночь была очень холодная, и я решил нагреть девoчку.  Я взял ее всю закутанную с ног до головы в одеяло и тихонько и перенес в другое место, подальше от других девочек.  Там я прижал ее спиной к себе и обнял руками.  Она нагрелась и перестала дрожать. На меня нахлынула горячая волна чувств к ней. Я вынул ее из пижамы, и мы стали близкими, очень близкими. Это было такое прекрасное чувство!  Эта ночь, конечно же, была одна из счастливейших в моей жизни.
Девчонка была Ирка, наша глупышка.  Она была маленькая, тихая, совсем невзрачная, какая-то серая, похожая на хомячка.  На первом курсе она прославилась на весь факультет, провалив экзамен по физике.  После экзамена профессор возмущённо рассказывал, что студентка была просто катастрофа.  Она должна была написать формулу периода качания маятника, но формулу она не помнила. В учебнике эта формула была записана уже готовой, без вывода, и мы должны были ее запомнить. И тогда профессор, чтобы помочь Ирке, спросил от каких переменных зависит период качания.  Ирка ответила, что он зависит от массы маятника и его длинны. Профессор возмутился. Вот девчонка, видевшая в своей жизни десятки настенных часов с различными маятниками, не сообразила, что эти часы показывают правильное время, независимо от массы маятника. Профессор в заключение сказал: не надо идти учиться физике, если ты ничего не замечаешь и не думаешь.
Уже через много лет, когда Ирка умерла, я вспомнил этот случай и посмотрел формулу. Ирка оказалась права в общем случае, а профессор был прав в частном случае, когда отклонение маятника является малым по сравнению с его длинной. Тогда в формуле, массу можно сократить. Я примерно представляю, как думала Ирка. Если маятник качается, то должна быть сила, а сила пропорциональна массе. Но чтобы написать уравнение движения маятника, надо было знать дифференциальное исчисление, а мы его только начали проходить на лекциях по математике. Поэтому физика первого семестра опиралась на алгебру, и уравнения движения маятника не было, а был только результат для практического применения, когда маятник длинный по сравнению с его отклонением.
     Утром я пригляделся к Ирке. Она была очень красивой!  Ее кожа была беленькой, мраморной и как будто она вся изнутри светилась. Такого раньше я никогда не видел. Мне все время хотелось дотронуться до нее и погладить. У неё глаза были тоже очень интересные, немножко выпуклые и такие голубые-голубые, ну просто, как небо. Волосы у нее были пепельные, серые, ни как у блондинок, у которых обычно есть рыжинка и поэтому их волосы как будто отливают золотом. Но Иркины волосы мне очень нравились, потому что были такими необычными.
     Всю картофельную эпопею мы провели вместе. Ирка позже сказала мне, что была влюблена в меня с первого дня. Я в этом не сомневался.
 Ирка не была хорошей студенткой.  Она перебивалась с двойку на тройку иногда на четверку, пересдавала экзамены, но два курса все-таки закончила и перешла на третий. Первые два курса были решающими, потому что по плану за это время должны были быть отсеяны 30% студентов. Начиная с третьего курса уже не отсеивали. 
Мне очень нравилось, как Ирка смеялась. При смехе все ее лицо светилось, как будто внутри зажигалась лампочка. Я называл ее "Моя Лампочка".   Но она редко смеялась.  Я решил рассказывать ей анекдоты. Они ей страшно нравились, и каждый раз она громко смеялась и всё ее лицо зажигалось. 
У нас на старшем курсе был парень Лёва, который знал множество анекдотов и всегда, в любой день мог рассказать что-то новое. Я заходил к нему почти каждый день за новым анекдотом, а потом рассказывал этот анекдот Ирке.  И вдруг она перестала смеяться. Я несколько дней подряд рассказывал анекдоты, и никакой реакции. Я в конце концов спросил, что случилось.  Она призналась, что все эти анекдоты ей уже рассказывал Лёва. Это меня страшно разозлило.  Умный Лёва, конечно же, заподозрил, что за этими моими приходами что-то скрывается, и расспросил меня. Я ему всё рассказал. И вот, что он сделал! Ну и подлец! Мало дать ему в морду!   Хотя дать ему в морду было мало, я решил довольствоваться малым и набить ему морду прямо сейчас. Я бегал по всему факультету, как разъяренный бык, но Леву не нашел. Пошел домой.  На следующий день я проснулся, вспомнил вчерашнее, рассмеялся, все это мне показалось похожим на анекдот.  Но к Леве за анекдотами я уже не ходил.
С третьего курса мы с Иркой разошлись по разным группам. С Иркой что-то случилось, и она стала первой в их группе. Я шутил: “Ты первая, потому что у вас нет меня”.
По окончании меня распределили в академический институт, а Ирку - в почтовый ящик. Ящиками называли секретные военные институты, у которых физический адрес был секретным, а давали только номер почтового ящика.
 Я спросил Ирку, что она делает в своем ящике? Она сказала, что не может мне сказать, но если я поклянусь не выдать ее секрета, то она мне скажет. Я поклялся. Она сказала, что работает шпионкой.
-    Чем?! – закричал я. Как маленькая, наивная Ирка могла работать шпионкой!
-    Ну не такой шпионкой, которая бегает с пистолетом. Нам привозят разные кусочки материалов, которые украли на Западе, иногда побольше, иногда поменьше. Мы устанавливаем состав и пытаемся воспроизвести материалы.
Вскоре мы поженились. Ирка переехала к нам.
Мы с мамой жили в одной комнате в коммунальной квартире. Комната была довольно большая, 14 квадратных метров. Мы с мамой делили ее занавеской. Когда Ирка пришла, мама сказала, чтобы мы передвинули занавеску и увеличили свое пространство.
    Потом родилась наша раскрасавица.  Мы назвали ее Машей, а я всю жизнь звал ее Машутка, Шутка-Машутка.
После рождения Маши, Ирке дали квартиру, не квартиру, а просто хоромы - 2 комнаты с высокими потолками, ну просто мечта. Комнаты соединялись друг с другом и были в коммунальной квартире, где жило еще 6 семей, но всё равно такие красивые комнаты нам даже не снились.
      Я работал в лаборатории академического института, которая исследовала материалы для электронных приборов. Это был большой коллектив.  Мне работа нравилось. Через некоторое время я предложил целый класс новых материалов, которые мы сразу же начали использовать для спутников.  Я чувствовал, что мои студенческие мечты начнут сбываться. Мы написали научную статью. В статье первым автором был начальник нашей лаборатории. Так было принято в Совке. Всегда начальник – первый. За начальником обычно следовал автор работы. Но наш случай был особенным. У нас всех авторов ставили в алфавитном порядке. Фамилия начальника лаборатории начиналась нa одну из первых букв алфавита. Никого из сотрудников лаборатории с фамилией на А, Б, или В не было. Начальник был всегда первым, а потом шли по алфавиту другие работники, участвовaвшие в проекте, а я был всегда последний. Моя фамилия начиналась на букву Я. В мире принята другая схема. Там автор работы, т. е.  тот, чья была идея – всегда первый.  Если судить по западным принципам, тo все идеи принадлежали нашему начальнику, т. к. во всех наших статьях он был первым автором.  
 Наш начальник, мы звали его Шеф, в студенчестве и вначале работы в лаборатории считался талантливым, подающим надежды исследователем. Но он быстро понял, что работой карьеру не сделаешь. Он начал активно участвовать в партийной работе, стал партийным секретарем лаборатории, а потом и всего нашего института. Его сделали начальником лаборатории. Он был один из самых молодых на такой должности. Никакого времени для работы в лаборатории у него не было, да это было и не нужно. Он собрал коллектив очень талантливых молодых научных работников, которые трудились с утра до ночи и печатали большое количество статей, в которых наш Шеф всегда был первым автором. Шеф быстро продвигался по партийной линии и стал важным партийным работникам в районе, а потом в городе. Когда директор института вышел на пенсию, наш Шеф занял его место.
    Как-то произошел очень странный случай. Дверь в лабораторию открылась, и я увидел огромного клопа.  Он стоял в проеме двери весь коричнево-красный с темными полосками. Это длилось одно короткое-короткое мгновение. Когда я очнулся от этого наваждения, я увидел, что это был Шеф. Он редко приходил в лабораторию. Обычно мы ходили в его кабинет с докладами о нашей работе.  Он принес нам замечательную новость. Мы получили государственную премию. Скажу по секрету, что премия была за работу, которую я предложил. Новость была отличная, так как премия приносила довольно большую сумму денег. Вот почему я увидел клопа. Клоп принес мне радость.
    Премию получили только 5 человек, а не все кто работал на эту тему. Почему только 5 человек? Потому что по правилам, авторов не должно было быть больше пяти. Потом мы ещё получали премии государственные и даже Ленинские. В списке пяти авторов обычно был и я.  В этом случае порядок авторов был не важен. Шеф, надо отдать ему должное, всякий раз делил премию на 5, а не брал себе львиную долю, хотя бы и мог.
    Наша раскрасавица Шутка-Машутка была похожа на меня. Однажды мы пошли с ней в зоопарк. Ей было года три.  День был теплый, светлый. Машутка была на вершине счастья и не переставала удивляться разным зверям и зверушкам.
Когда мы вышли из зоопарка. я ее спросил:
-Ну, Шутка-Машутка, кто тебе показался самым красивым и самым интересным в этом зоопарке?
 - Я, - гордо ответила Шутка-Машутка.
    Ирка давно стала Ириной Петровной, но я как-то не мог к этому привыкнуть и всё время называл ее Иркой, даже не Ирой, ну и конечно Лампочкой и Лапочкой.
   Ирина Петровна работала по 12-14 часов в сутки, часто 7 дней в неделю, потому что работа у нее была всегда срочная. При такой срочной работе она умудрилась защитить раньше меня кандидатскую и докторскую диссертации, хотя почти ничего не печатала. Ее сделали начальником лаборатории.
  Времени у Ирины Петровны для Шутки-Машутки не было. Часто она приходила домой, когда Машутка уже давным-давно спала. Поэтому всё воспитание Машутки лежало на мне. Это было счастливое для меня время.
    Вначале я пел Машуткe много разных колыбельных песен. Например, я пел ей песню, которую пел весь наш факультет, когда мы были студентами. Так она и называлась “Колыбельная”.  Я напишу всю песню, чтобы Вы видели, что мы тогда пели, и какие мы были наивные. Нам казалось, что знать что-то про электроны и позитроны, одно из самых важных дел в этой жизни.
                   Колыбельная
 Спи, моя хорошая, скорее засыпай.
 Спят уже игрушки и медведь и попугай.
 Только вот твой папа лечь не может спать.
 Папе завтра физику сдавать.

Припев
Всё ты это будешь знать,
 А пока что надо спать,
 Спи, а то я встану, позову декана,
 Он тебя заставит спать

Скоро ты узнаешь, что такое электрон,
И каким зарядом обладает позитрон
Как чертить эпюры, как проект писать,
И как усилитель рассчитать.
Припев
Всё ты это будешь знать…

 Спи моя хорошая, вот вырастешь большой,
 На физфак поступишь, как и папа твой,
 Так же, как и папа, лечь не сможешь спать
 Если завтра теормех сдавать.
 Припев
Всё ты это будешь знать…
    Неудивительно, что, наслушавшись с детства таких песен, Машутка, когда выросла, подалась в науку.
    После колыбельных пришли сказки. Я постепенно стал энциклопедией сказок народов мира. Вначале я читал Машутке сказки по 10-20 раз одну и ту же, а потом число чтений каждой сказки уменьшалась и позже я уже читал новую сказку только один раз.  Машутка активно участвовала в жизни героев, любила хороших, ненавидела плохих и сочувствовала всем обиженным.  Сейчас я вспоминаю один случай. Мы читали сказку про Лису и Петуха. Это грустная сказка, потому что в конце хитрая Лиса съедает Петуха. Мы читали сказку много раз, и когда доходили до места, где Петуха уже ждала опасность, Машутка говорила: “Дальше не читай. Я очень хочу спать. Дочитаем завтра”, а завтра начинали с начала.
    Как-то на всесоюзной научной конференции я встретил очень интересного научного сотрудника. Разговоры с ним поменяли мой взгляд на жизнь.
    Звали его Андрей.  Он был выдающимся исследователем, всеми уважаемым. Он работал в большом институте в Новосибирске. Родом он был из Москвы. Он часто, приезжая в командировки, останавливался у нас.
     Мы вели долгие беседы о науке вообще и о науке в Совке, в частности.  Он рассказал мне свою историю.
Карьера его отца была очень похожа на карьеру моего шефа. Его отец был талантливым физиком, но также, как и мой шеф, понял, что работой не сделаешь ни карьеры, ни денег. Он стал партийным активистом в своем институте, быстро продвигался по партийной лестнице и стал начальником лаборатории, защитил обе диссертации и теперь была очередь стать членом корреспондентом Академии Наук.
Надо было получить рекомендацию от 3 академиков. Отец моей матери был ректором большого университета. Так что в нашей семье было много знакомых, занимающих высокие научные позиции. Отец выбрал себе трех старичков академиков, за которыми начал ухаживать. Отец ездил в санатории, в которые ездили эти академики. Они вместе пили и весело проводили время. Они делали планы.  Часто аспиранты моего отца привозили ему разные деликатесы. Грузины привозили бочонки вина, молдаване привозили коньяк, привозили виноград и разные фрукты, которые в Москве достать было не просто. Часть всего этого богатства мой отец отдавал академикам.
 И вот когда дело уже приближалась к счастливому завершению, один из старичков умер. Отцу пришлось искать замену и начать охмурять нового академика. Всё закончилось благополучно, и через некоторое время отцу назначили день выборов в Академию.      
   Андрей присутствовал на заседании. Отец взял его с собой. Тогда Андрею было 12 лет. Все без исключения ему казались стариками.  Вот что он рассказал:
    “В напутствие один из папиных академиков сказал, что ни в коем случае не надо говорить больше 30 минут. Иначе получишь много черных шаров. Всё, что ты будешь говорить, никого давно не интересует. Все хотят на банкет. Так что смотри на часы, и 30 минут должно быть мaximum maximorum.
Когда отец начал говорить, один из академиков сделал какое-то пояснение, а потом сказал, что эта идея пришла ему и моему отцу в санатории Красная стрела. Тут все старички проснулись. Они вспомнили, что в этом санатории была сестричка Людочка. Ой, такая прекрасная девочка! Тут все начали вспоминать Людочку. Все ее знали и рассказывали про нее. Когда слово перешло к отцу, у него оставалось время только на заключение, что он и сделал. При голосовании все шары были белыми, и отец стал членом корреспондентом.  Все пошли на банкет.  В этот день я решил, что никогда в жизни академиком не буду.”
    Андрей вполне мог быть уверен в получении титула. Он был сыном академика. Ему не надо было, как его отцу ухаживать за какими-то академиками. Тут можно было применить принцип "рука руку моет: ты выдвигаешь моего сына, а я выдвигаю твоих подопечных".
    Андрей продолжал:
- Знаешь мы счастливы, потому что мы делаем то, что мы хотим, что нам нравится, мы как дети играем с головоломками.  У нас практически мало ответственности. Мы свободны. Мы не обязаны сидеть на этих нудных партийных собраниях, не обязаны ухаживать за партийными боссами. Правда мы не ездим в Париж, и не привозим своим женам прикольные платья и модные духи. Но разве Ирина Петровна или моя жена нуждаются в этом?
    Машутка закончила среднюю школу. После празднеств мы всей семьей поехали на Черное море. Мы с Машуткой заметили, что наша мама говорила каким-то скрипучим голосом, наверное, простудилась. Прошло несколько дней, но ее голос не менялся, был то хриплый, то сиплый.  Мы забеспокоились. Я спросил Ирку: “Ты что, кричала на подопечных до потери голоса перед нашим отъездом?”  Ирка улыбнулась моей шуткe: “Да, кричала”. Ирка улыбнулась, но не засветилась. Она всё меньше светилась в последнее время. Ее голос совсем не улучшился за наше пребывание на Черном море.
     Когда мы вернулись, я потащил ее к доктору. Мы услышали страшную новость.  У нашей мамы был рак горла и прогноз был ужасный - оставалось только несколько месяцев жизни. После Нового года она скончалась. Ей было 42 года. Мы осиротели. Наша “приходящая мама”, как звала ее Машутка, уже не приходила к нам.
    Ирина работала по 60-70 часов в неделю. Тогда люди еще не особенно думали о том, какими вредными для здоровья были химические вещества, с которыми они работали. Ирина часто работала в большом зале, где было много печей. В этих печах параллельно шел синтез разных веществ, которых ждали военные проектные институты. Никакой особой вентиляции в этом зале не было. Громадные печи были сделаны Егором Семёновичем, знаменитым мастером “печных” дел. Он употреблял для изоляции в основном асбест. Он, наверное, даже не подозревал, что существует какая-то другая изоляция, кроме асбеста. Он умер от рака легких за год или два до того, как умерла Ирина.
  Мой шеф начал работать на Нобелевскую премию, после того, как получил все возможные Совковые премии. Он ездил в разные лаборатории мира, завязывал там знакомства, дарил всем чёрную икру и разные другие русские лакомства. Приглашал известных западных профессоров к нам в город, возил их в музеи, в Оперу и балет, и думаю, что делал подарки. Пока что Нобелевской премии он не получил.  Но кто знает, может и получит.
   Андрей продолжал приезжать к нам, и мы часто обсуждали состояние науки в стране, и в частности, в научной области Андрея – в   полупроводниках. 
    Вся страна была в глубоком застое. Застой в науке усиливал общий застой страны.  Полупроводниковая наука и технология развивались на Западе быстрыми темпами и вносили фундаментальные изменения во все отрасли промышленности.
Известен закон, что количество транзисторов на квадратный сантиметр удваивается примерно каждые два года, но при этом увеличивается и цена оборудования на полупроводниковых заводах. Например, с какого-то момента полупроводниковая технология может осуществляться только в чистых помещениях.  Чистое помещение — это помещение, где в воздухе поддерживаются в определённом заданном диапазоне размер и число таких частиц, как пыль, микроорганизмы, и химические пары.  Стоимость чистых помещений была большой, сотни миллионов и даже миллиарды долларов. Ну какой советский генерал мог дать такие деньги на чистые помещения? За такие деньги промышленность могла произвести сотни тысяч автоматов Калашникова и тысячи танков.
  Стратегия Советского Союза заключалась в поддержании военного паритета с Соединёнными Штатами, а также в расширении зоны влияния.  В зону влияния Соединённых Штатов входили Западные демократии, а страны Третьего Мира были поделены между Соединенными Штатами и Советским Союзом.
    Поддержание военного паритета приводило к большим расходам. Примерно 70% бюджета страны шло на военную промышленность и отрасли, работающие на военную промышленность, а также на науку для войны. Институты военной промышленности снабжались лучше, чем академические институты и университеты.
     Лаборатория Андрея, хотя и была академической, делала полупроводниковые приборы для ракет и спутников, солнечные элементы и другие приборы, выдерживающие большие дозы излучения. Для этого кремний, который широко употребляeтся в коммерческой сфере, не подходил. Нужны были дорогостоящие сложные материалы, выдерживающие большие дозы излучения.  Эти материалы не могли быть использованы в коммерческой отрасли из-за дороговизны. Никакого технологического оборудования в лаборатории не было. Всё делалось вручную.  Лаборатория была как бы артелью. Таким образом, ничего из работы этой лаборатории не могло быть внедрено в промышленность.
   Страна практически управлялась военными. Военные, распределяющие бюджет, знали, зачем нужны танки и автоматы Калашникова, но не особенно понимали зачем нужны научные исследования. Поэтому ученых считали, как бы дармоедами, и посылали на картошку и другие сельскохозяйственные работы, чтобы они могли хоть как-то оправдать свою зарплату.
Производство полупроводников представляло только 0,01% российской экономики.
    Экономика, за исключением военно-промышленного комплекса, осталась на индустриальной стадии, a экономика ведущих стран мира поднялась на стадию постиндустриальных научно-информационных технологий. К 1985г. в СССР насчитывалось нескольких десятков тысяч компьютеров и ЭВМ (в то время как в США - 16 млн. персональных компьютеров и 1,5 млн. новейших ЭВМ, то есть в сотни раз больше). К началу 80-х гг. в СССР продолжали работать вручную 40% промышленных рабочих и до 75% работников сельского хозяйства. Технологический уклад России был одну-две ступени ниже уклада западных стран.
Наши студенческие мечты остались только мечтами!
   - Мы, научные работники брежневского периода - лишние люди, потерянное поколение, говорил Андрей. Но это можно сказать только об экспериментаторах. Им недостаточно иметь голову, пусть даже самую блестящую. Теоретики - другое дело. Ведь им не нужны деньги на оборудование. Нужна только голова и карандаш, ну и библиотека.
Мы получаем всю технологию готовой с Запада. Мы используем компьютеры, телевизоры, телефоны и всё что вокруг нас. Ничего из этого нами изобретено не было. Но мы не должны считать себя халявщиками, потому что наши математики и теоретики внесли значимый вклад в мировую науку.
Я вспомнил, что я однажды увидел на мгновение моего шефа, как клопа. Я думаю, что это вылезло из моего подсознания на секунду, даже не на секунду, а на мгновение, а потом все исчезло на долгое время. Тогда я не понял значение этого видения.
Теперь я думаю, что и мой шеф, и отец Андрея были клопами на теле науки.  Они были талантливыми физиками, но талантливых ученых в нашем институте и других институтах было очень много, пруд пруди. Каждый год к нам приходили самые лучшие выпускники с разных факультетов. Они работали и получали результаты.  Руководители науки должны были смотреть в будущее, видеть стратегическое развитие науки и страны и работать для их развития.  Но таких людей не было, а если они и были, то военные, распределяющие средства, не позволили бы им что-то менять.
Большинство руководителей науки думали о премиях, титулах, поездках и богатой жизни. Они принадлежали к номенклатуре.  Положение дел в стране их устраивало. А после нас - хоть потоп!

 © 2017 Галина Попович
     Все права защищены

Перешлите, пожалуйста, ссылку своим друзьям. Спасибо!
http://galinapop-life.blogspot.com/2017/09/blog-post.html